пупсик земли
Дитя урбанизации.Дитя урбанизации.
Я надышала себе маленькое окошко
На покрытом инеем стекле автобуса.
В него мне видно большой мир немножко –
Веселый мир разноцветного мегаполиса.
В общем-то, мы просто обычные люди,
Не умеем не смотреть назад.
И не щадя своих нервов и юбок,
Прорабатываем план-компромат.
И в сильном волненье мы мокрые руки
Прячем у себя за спиной.
И тяжко вздохнув, мы берем на поруки
Глупое детство – любовь.
Мыслимся гениями, часто молчим,
Стоим в очередях за везеньем.
Что же поделать? Такими создал нас мир.
Вот тоже нашел себе дело…
Давайте прорубим окно на Луну!
Пророем сто тысяч каналов!
И без претензий объявим войну
Основателю Петрограда!
Давайте совьем паутину и выгоним
Черное следствие тьмы!
Мы без всяких законов выведем
Пир во время чумы!
Давайте подарим себе настроение -
Нам нечего больше дарить!
Над облаками синие звездочки
Будут хороводы водить!
Давайте снова сыграем туш
И занавес резко поднимем!
И, затаив дыханье, увидим путь
К белесому и круглому светилу.
Плюю на правила.
И проклинаю нормы.
Кидаю ладушек
И прыгаю с платформы.
Пою про мир
И войны объявляю.
Танцую джигу
Под стук колес трамвая.
Иду по улице,
В меня кидают взгляды.
Меня не понимают там.
А здесь нужна я всем
Любая.
Я леплю из себя богемную девочку
Всю в розовых, из ситца бантах.
И подсобрав в копилочке мелочи,
Буду звонко кричать «Ура!»
А вы бы смогли, вот так, безотказно,
Вдруг взять, и все подарить?
Стремление к счастью – это заразно.
Но и больной можно жить.
Мне сегодня приснились мальчики –
в пионерских галстуках отдавали салют,
за счастливое детство благодарили Сталина.
Я надеялась – меня позовут.
Я – в пилоточке, в белом платьице,
ростом ниже стола –
стояла с шариком, хотела понравиться –
уже тогда чего-то ждала.
Дура
Мне не хватает эстетичности
И чуточку ума.
Мне люди из-за неприличия
Не могут подарить слона,
Мне люди из-за недоверия
Не могут показать весь мир.
А я в ответ сижу - отличница -
На парапете. Прыгну вниз!
Алхимик новой веры.Алхимик новой веры.
Вы видели когда-нибудь кровь
На кончиках собственных пальцев?
Вы спасали чужую любовь,
Вы спали на чужом матраце?
Вы сидели у двери, за которой шипел
Газ, унося чей-то нужный воздух?
Вы звали на помощь погибших во сне,
Вы были заблудшим ребенком?
Вы пытались спасти чужие миры?
Вы пили на брудершафт со смертью?
Вам говорили: «Вы верите в…?»
А вы назывались поэтом?
Вас за руку тоже когда-то держал
Решивший порвать с этим миром?
Но это не с вами и не про вас.
Вы думаете, вы были живы?
шептать
любить
идти
дышать
творить
не спи
мечтать
кричать
убить
не слышать
быть
Я – актер,
Который играет Пьеро,
Замерев на секунду на краешке сцены.
А потом
В вихре танца одном
Улететь
Захватив с собой
Билеты
Нераспроданные.
Да.
А в зале собрались
Люди и звери,
Ручные левретки,
Поводки с инкрустацией,
Ожерелья с подвесками.
Но вон кто-то
Тихо,
Совсем как ребенок,
Вскрикнул –
Увидел слезы в моих глазах.
И может быть что-то понял.
На него шикнули,
Ногами затопали,
Попросили выйти.
В чем провинился?
Что он сказал?
А я одинок,
Как всегда.
Я актер.
Судьба.
Уйду.
Сольюсь сама с собой в небытии.
Там, точно знаю, нету фальши.
Натянутости.
Нелюбви.
Я там притягивать не стану
К себе за уши мне чужих
Друзей и недругов – иначе
Мне здесь бы было сносно жить.
Меня прощают и не гонят.
На мне пока не ставят крест.
Но обречен тот жить в неволе,
Кому свободу видеть век.
Верните меня в детство,
Верните в обветшалую грусть,
Где нет готических храмов,
Где есть золотая Русь.
Верните меня в счастье,
Где боги смеются громко,
Где витражи из стекол,
А не из голубого бетона.
Верните меня в радость,
Где пьяные вина в розливе.
Верните меня в детство,
Там меня не убьют за Шекспира.
Там меня не убьют за скромность,
За дрожание слабых колен,
Там меня не убьют раньше,
Чем я появлюсь на свет...
Я люблю ее, как любят росу по утрам,
Как любят радугу перед солнцем,
Как любят девочек, играющих во взрослых дам,
Как любят милого у оконца.
Я люблю ее до боли в глазах,
До закушенных зубами губ.
Если б вы любили ее так, как я,
Вы бы были фанатом собственных дум.
Я люблю ее, как последний крест,
Пронесенный мимо меня на Голгофу.
Как последний путь горячих сердец.
Она – песня, услышанная мной у кого-то.
Душегрейка-любовьДушегрейка-любовь.
Я люблю тебя на двадцать шестой странице
Прикосновением нежных рук
К шершавой бумаге. Сниться
Очертание твоих губ.
Помнят глаза взгляды,
Уши – беззвучный смех,
Пальцы – шелк покрывала
И бархат твоих надежд.
Помнят замерзшие слезы
От счастья мои ресницы.
Говорю чужими словами:
«Я люблю тебя», - на двадцать шестой странице.
Я хочу, чтоб моя пассия носила очки –
В прозрачных стеклах ловлю себя.
«Давай встречаться!» - стрелы-зрачки.
«Встречаться?» - «Трахаться и говорить люблю.»
Я просто буду не уметь
тебя любить
словами,
жестами,
дыханьем,
твоими же губами вздох ловить,
твоими же руками воск лепить.
я просто буду не уметь
спокойно жить,
когда ты рядом.
Между строк.Между строк.
Хочется тонуть в пастельных вечерах
И просыпаться в акварельном утре.
И золотое солнце одевать
Халатом на пробеленные руки.
А лунный свет, скрутивши ночью в нить,
Вплести в косу соломы мокрой цвета.
И серость утра медленно испить,
Слагая песню на стекле про лето.
Рука на передатчике
Дорожных скоростей.
Ударить по старинке –
Удрать от усачей.
Забить снаряд и пушкой
Разбить весь вражий тыл.
Чтоб после написали.
Континью, вар энд мир!
Мне сниться иногда, что я летаю.
Раскинув руки и смеясь, лечу.
Сквозь, под, над и вместе с облаками
К неведомому счастью я стремлюсь.
Мне радостно и страшно – высоко.
А где-то подо мною люди.
И обо мне они не знают ничего,
Они лишь спят, слегка надувши губы.
А я сажусь на месяц золотой –
Он сладкий и похож на карамельку.
Меня качает быстро, с ветерком,
Держась одним концом своим за небо.
Но знаю я – не долго длиться неге,
И вот восход уж настигает след.
Я просыпаюсь, чтобы снова где-то
К неведомому счастью улететь.
Я надышала себе маленькое окошко
На покрытом инеем стекле автобуса.
В него мне видно большой мир немножко –
Веселый мир разноцветного мегаполиса.
Сапоги грязные, сама яркая:
Комок вселенской любви с агрессией!
Солнце, встречаясь, подает мне правую:
Здравствуй, говорит, оранжевая бестия!
Комок вселенской любви с агрессией!
Солнце, встречаясь, подает мне правую:
Здравствуй, говорит, оранжевая бестия!
В общем-то, мы просто обычные люди,
Не умеем не смотреть назад.
И не щадя своих нервов и юбок,
Прорабатываем план-компромат.
И в сильном волненье мы мокрые руки
Прячем у себя за спиной.
И тяжко вздохнув, мы берем на поруки
Глупое детство – любовь.
Мыслимся гениями, часто молчим,
Стоим в очередях за везеньем.
Что же поделать? Такими создал нас мир.
Вот тоже нашел себе дело…
Меня не любят, мной не любуются,
Мне не кричат через всю улицу:
«Девушка, давайте отойдем за угол!
Девушка, давайте поцелуемся!»
Мне не кричат через всю улицу:
«Девушка, давайте отойдем за угол!
Девушка, давайте поцелуемся!»
Давайте прорубим окно на Луну!
Пророем сто тысяч каналов!
И без претензий объявим войну
Основателю Петрограда!
Давайте совьем паутину и выгоним
Черное следствие тьмы!
Мы без всяких законов выведем
Пир во время чумы!
Давайте подарим себе настроение -
Нам нечего больше дарить!
Над облаками синие звездочки
Будут хороводы водить!
Давайте снова сыграем туш
И занавес резко поднимем!
И, затаив дыханье, увидим путь
К белесому и круглому светилу.
Ловлю свои отраженья
в очередях непрозрачных витрин –
забрызгана грязью взглядов,
испачкана словами мужчин.
А так хотелось остаться
светлой, нетронутой болью!
Иду, влюбленная в город,
рожденная его серой кровью.
Без лишних движений, мыслей,
с зажатым в тиски сердцем.
Сама – режиссер и актриса
какой-то средненькой пьесы.
Заставлена быть жестокой,
приучена улыбаться нарочно.
Внутри – атласно-невинна,
снаружи – железобетонна!
в очередях непрозрачных витрин –
забрызгана грязью взглядов,
испачкана словами мужчин.
А так хотелось остаться
светлой, нетронутой болью!
Иду, влюбленная в город,
рожденная его серой кровью.
Без лишних движений, мыслей,
с зажатым в тиски сердцем.
Сама – режиссер и актриса
какой-то средненькой пьесы.
Заставлена быть жестокой,
приучена улыбаться нарочно.
Внутри – атласно-невинна,
снаружи – железобетонна!
Плюю на правила.
И проклинаю нормы.
Кидаю ладушек
И прыгаю с платформы.
Пою про мир
И войны объявляю.
Танцую джигу
Под стук колес трамвая.
Иду по улице,
В меня кидают взгляды.
Меня не понимают там.
А здесь нужна я всем
Любая.
Кто сказал, что мертвым легче жить?
Кто сказал, что им легче дышать?
Эй, вы, полусдохшие мудрецы,
посмотрите в зеркало - хватит врать!
Кто сказал, что им легче дышать?
Эй, вы, полусдохшие мудрецы,
посмотрите в зеркало - хватит врать!
Я леплю из себя богемную девочку
Всю в розовых, из ситца бантах.
И подсобрав в копилочке мелочи,
Буду звонко кричать «Ура!»
А вы бы смогли, вот так, безотказно,
Вдруг взять, и все подарить?
Стремление к счастью – это заразно.
Но и больной можно жить.
Захлебываюсь словами, потоками воздуха,
вместо пояса на мне меридиан с глобуса,
через плечо перекинуто хорошее настроение,
продаю по цене: одна штука – спасение.
В голодных глазах мимо света прохожих
вижу желание все купить подороже,
но объяснять не желаю усталость.
Простите, для вас ничего не осталось.
вместо пояса на мне меридиан с глобуса,
через плечо перекинуто хорошее настроение,
продаю по цене: одна штука – спасение.
В голодных глазах мимо света прохожих
вижу желание все купить подороже,
но объяснять не желаю усталость.
Простите, для вас ничего не осталось.
Мне сегодня приснились мальчики –
в пионерских галстуках отдавали салют,
за счастливое детство благодарили Сталина.
Я надеялась – меня позовут.
Я – в пилоточке, в белом платьице,
ростом ниже стола –
стояла с шариком, хотела понравиться –
уже тогда чего-то ждала.
Когда медленно катишься вниз,
начинаешь себе прощать,
начинаешь себя прошлую боготворить,
понимаешь, надо вернуться назад.
В тоже время, любя себя
и тех, кто оказался рядом…
Нет! Я хочу сказать,
Я тоже была в дореволюционном Петрограде.
начинаешь себе прощать,
начинаешь себя прошлую боготворить,
понимаешь, надо вернуться назад.
В тоже время, любя себя
и тех, кто оказался рядом…
Нет! Я хочу сказать,
Я тоже была в дореволюционном Петрограде.
Дура
Мне не хватает эстетичности
И чуточку ума.
Мне люди из-за неприличия
Не могут подарить слона,
Мне люди из-за недоверия
Не могут показать весь мир.
А я в ответ сижу - отличница -
На парапете. Прыгну вниз!
Хочется сесть и написать
о том, что любовью называется,
но вдохновение куда-то девается,
но чай в чашке кончается,
но в ручке чернила высохли,
но слезы зачем-то вытекли,
но в холодильнике нет мороженного,
но что-то во мне не так положено,
но крестики чернеют на клендрике,
но маленькой звали в садике,
но все было давно и не правда,
но кто-то звонит на мобильный - не надо,
но я разминулась с музой ветреной,
она тоже была когда-то девтственной.
о том, что любовью называется,
но вдохновение куда-то девается,
но чай в чашке кончается,
но в ручке чернила высохли,
но слезы зачем-то вытекли,
но в холодильнике нет мороженного,
но что-то во мне не так положено,
но крестики чернеют на клендрике,
но маленькой звали в садике,
но все было давно и не правда,
но кто-то звонит на мобильный - не надо,
но я разминулась с музой ветреной,
она тоже была когда-то девтственной.
Алхимик новой веры.Алхимик новой веры.
Вы видели когда-нибудь кровь
На кончиках собственных пальцев?
Вы спасали чужую любовь,
Вы спали на чужом матраце?
Вы сидели у двери, за которой шипел
Газ, унося чей-то нужный воздух?
Вы звали на помощь погибших во сне,
Вы были заблудшим ребенком?
Вы пытались спасти чужие миры?
Вы пили на брудершафт со смертью?
Вам говорили: «Вы верите в…?»
А вы назывались поэтом?
Вас за руку тоже когда-то держал
Решивший порвать с этим миром?
Но это не с вами и не про вас.
Вы думаете, вы были живы?
А вы когда-нибудь пробовали сесть
И написать, что вы думаете о людях?
Или выйти на площадь и встать
Посреди, протянув вперед свои руки?
Пусть посмеются над вами глупые,
Жестокие и красивые дураки,
Но вы-то понимаете, вы – чувствуете,
Или вы тоже они?
И написать, что вы думаете о людях?
Или выйти на площадь и встать
Посреди, протянув вперед свои руки?
Пусть посмеются над вами глупые,
Жестокие и красивые дураки,
Но вы-то понимаете, вы – чувствуете,
Или вы тоже они?
шептать
любить
идти
дышать
творить
не спи
мечтать
кричать
убить
не слышать
быть
Просто надо лечь и поспать,
одеялом укутав тело.
Пусть приснятся глаза и шаль,
лето, песок и тепло от света.
Чай горячий, веранда, ночь.
Августовские звезды.
Сон ничем не сможет помочь.
Я больна и, при чем, серьезно.
одеялом укутав тело.
Пусть приснятся глаза и шаль,
лето, песок и тепло от света.
Чай горячий, веранда, ночь.
Августовские звезды.
Сон ничем не сможет помочь.
Я больна и, при чем, серьезно.
Я – актер,
Который играет Пьеро,
Замерев на секунду на краешке сцены.
А потом
В вихре танца одном
Улететь
Захватив с собой
Билеты
Нераспроданные.
Да.
А в зале собрались
Люди и звери,
Ручные левретки,
Поводки с инкрустацией,
Ожерелья с подвесками.
Но вон кто-то
Тихо,
Совсем как ребенок,
Вскрикнул –
Увидел слезы в моих глазах.
И может быть что-то понял.
На него шикнули,
Ногами затопали,
Попросили выйти.
В чем провинился?
Что он сказал?
А я одинок,
Как всегда.
Я актер.
Судьба.
Поджав под себя ноги,
закутавшись в старый плед.
маленькая недотрога
смотрит в окно на снег,
ловит случайные мысли,
говорит: «Я совсем одна».
В каждом из нас такая
просыпается хоть иногда.
закутавшись в старый плед.
маленькая недотрога
смотрит в окно на снег,
ловит случайные мысли,
говорит: «Я совсем одна».
В каждом из нас такая
просыпается хоть иногда.
Уйду.
Сольюсь сама с собой в небытии.
Там, точно знаю, нету фальши.
Натянутости.
Нелюбви.
Я там притягивать не стану
К себе за уши мне чужих
Друзей и недругов – иначе
Мне здесь бы было сносно жить.
Меня прощают и не гонят.
На мне пока не ставят крест.
Но обречен тот жить в неволе,
Кому свободу видеть век.
Я хочу гулять по воде,
В исступленье кричать в небеса,
Я хочу засыпать на век,
А лучше не спать не когда!
Краски жизни порою губят,
Тянут душу из всех частей,
Я прошу, помогите мне люди
Полюбить иль уйти поскорей…
Я устала от бездны моря
И от немых небес.
Сон на век не притупит горя,
Горе погубит век.
В исступленье кричать в небеса,
Я хочу засыпать на век,
А лучше не спать не когда!
Краски жизни порою губят,
Тянут душу из всех частей,
Я прошу, помогите мне люди
Полюбить иль уйти поскорей…
Я устала от бездны моря
И от немых небес.
Сон на век не притупит горя,
Горе погубит век.
Верните меня в детство,
Верните в обветшалую грусть,
Где нет готических храмов,
Где есть золотая Русь.
Верните меня в счастье,
Где боги смеются громко,
Где витражи из стекол,
А не из голубого бетона.
Верните меня в радость,
Где пьяные вина в розливе.
Верните меня в детство,
Там меня не убьют за Шекспира.
Там меня не убьют за скромность,
За дрожание слабых колен,
Там меня не убьют раньше,
Чем я появлюсь на свет...
Скривив лицо, издав ужасный вопль,
На сцену выбегает пантомим.
Ему овации, ему нещадный хохот.
А он в молчании своем один.
А он, играя шутку, молча плачет.
И сквозь белила не видна толпе
Печаль о неслучившейся удаче,
И грусть о том, что радость лишь в вине.
На сцену выбегает пантомим.
Ему овации, ему нещадный хохот.
А он в молчании своем один.
А он, играя шутку, молча плачет.
И сквозь белила не видна толпе
Печаль о неслучившейся удаче,
И грусть о том, что радость лишь в вине.
Я люблю ее, как любят росу по утрам,
Как любят радугу перед солнцем,
Как любят девочек, играющих во взрослых дам,
Как любят милого у оконца.
Я люблю ее до боли в глазах,
До закушенных зубами губ.
Если б вы любили ее так, как я,
Вы бы были фанатом собственных дум.
Я люблю ее, как последний крест,
Пронесенный мимо меня на Голгофу.
Как последний путь горячих сердец.
Она – песня, услышанная мной у кого-то.
Мою Музу изнасиловал мудрец.
Мой Талант лежит в могиле братской.
Зная это, не кричите мне в толпе
Скукою гонимые: «Бездарность!».
Мой Талант лежит в могиле братской.
Зная это, не кричите мне в толпе
Скукою гонимые: «Бездарность!».
Душегрейка-любовьДушегрейка-любовь.
Я люблю тебя на двадцать шестой странице
Прикосновением нежных рук
К шершавой бумаге. Сниться
Очертание твоих губ.
Помнят глаза взгляды,
Уши – беззвучный смех,
Пальцы – шелк покрывала
И бархат твоих надежд.
Помнят замерзшие слезы
От счастья мои ресницы.
Говорю чужими словами:
«Я люблю тебя», - на двадцать шестой странице.
Испачкали, забили, затоптали –
порвали душу на клочья –
выбросили, не посмотрев, - пожелали
впредь быть осторожней,
в глаза не взглянули – долго
пытались выяснить мелочи.
Ради чего – такое?
Ради чего, нежити?
порвали душу на клочья –
выбросили, не посмотрев, - пожелали
впредь быть осторожней,
в глаза не взглянули – долго
пытались выяснить мелочи.
Ради чего – такое?
Ради чего, нежити?
Я хочу, чтоб моя пассия носила очки –
В прозрачных стеклах ловлю себя.
«Давай встречаться!» - стрелы-зрачки.
«Встречаться?» - «Трахаться и говорить люблю.»
Я хочу выдумать новый язык
с тысячей странных слов,
чтобы тебя ими всего любить,
выговаривая каждый слог.
Я хочу написать стихи,
состоящие из моей души,
из этой смеси четырех стихий,
из этой квинтэссенции лжи.
Я хочу, чтоб ты понял сам,
я - воздух в твоей груди,
иероглиф на сердце я,
я в тебе. Прости.
с тысячей странных слов,
чтобы тебя ими всего любить,
выговаривая каждый слог.
Я хочу написать стихи,
состоящие из моей души,
из этой смеси четырех стихий,
из этой квинтэссенции лжи.
Я хочу, чтоб ты понял сам,
я - воздух в твоей груди,
иероглиф на сердце я,
я в тебе. Прости.
Я просто буду не уметь
тебя любить
словами,
жестами,
дыханьем,
твоими же губами вздох ловить,
твоими же руками воск лепить.
я просто буду не уметь
спокойно жить,
когда ты рядом.
кончиками пальцев
веревками нервов
полунамеками
полунадеждой
удивлением иностранцев
ресницами
точками
написанными на клочках бумаги
строчками
почти посвящение
не совсем понимание
не нужно почтение
нужно внимание
без знаков
без подписей
при отсутствии смысла
захлебнувшись словами
делами и свистом
заново
странно
в первый же раз
банально
фатально
испуганно
я
люблю тебя
веревками нервов
полунамеками
полунадеждой
удивлением иностранцев
ресницами
точками
написанными на клочках бумаги
строчками
почти посвящение
не совсем понимание
не нужно почтение
нужно внимание
без знаков
без подписей
при отсутствии смысла
захлебнувшись словами
делами и свистом
заново
странно
в первый же раз
банально
фатально
испуганно
я
люблю тебя
Между строк.Между строк.
Хочется тонуть в пастельных вечерах
И просыпаться в акварельном утре.
И золотое солнце одевать
Халатом на пробеленные руки.
А лунный свет, скрутивши ночью в нить,
Вплести в косу соломы мокрой цвета.
И серость утра медленно испить,
Слагая песню на стекле про лето.
Синий кот
На голубой стене,
За которым выход в мир,
где все - вне.
Вход обратно, как ни обидно,
во мне.
Я - сыр, на который смотрит,
разинув рот
Маленький серый мышь,
На которого смотрит
Кот
На голубой стене...
Меня однозначно съедят.
На голубой стене,
За которым выход в мир,
где все - вне.
Вход обратно, как ни обидно,
во мне.
Я - сыр, на который смотрит,
разинув рот
Маленький серый мышь,
На которого смотрит
Кот
На голубой стене...
Меня однозначно съедят.
Рука на передатчике
Дорожных скоростей.
Ударить по старинке –
Удрать от усачей.
Забить снаряд и пушкой
Разбить весь вражий тыл.
Чтоб после написали.
Континью, вар энд мир!
Я прикасаюсь губами к холодной прозрачности утра.
Не найдя откровений, смело встречаю весну.
И кто бы, скажите мне, кто бы зимой мог подумать,
Что солнце сможет светить через стены, сквозь пустоту?
Не найдя откровений, смело встречаю весну.
И кто бы, скажите мне, кто бы зимой мог подумать,
Что солнце сможет светить через стены, сквозь пустоту?
Мне сниться иногда, что я летаю.
Раскинув руки и смеясь, лечу.
Сквозь, под, над и вместе с облаками
К неведомому счастью я стремлюсь.
Мне радостно и страшно – высоко.
А где-то подо мною люди.
И обо мне они не знают ничего,
Они лишь спят, слегка надувши губы.
А я сажусь на месяц золотой –
Он сладкий и похож на карамельку.
Меня качает быстро, с ветерком,
Держась одним концом своим за небо.
Но знаю я – не долго длиться неге,
И вот восход уж настигает след.
Я просыпаюсь, чтобы снова где-то
К неведомому счастью улететь.
-
-
03.05.2006 в 14:37По стилю похоже на смесь Маяковского и переводов с испанского
-
-
03.05.2006 в 19:45-
-
03.05.2006 в 19:57Весенние листья, всё-всё-всё!!! Я такой, какой есть и больше не меняюсь!
А что касается любимого поэта - если я все-таки им стану, не говори мне об этом. Моя самокритика этого не выдержит - умрет на месте. А куда я без нее???
-
-
03.05.2006 в 20:54сердце закололо.
и глаза защипало.
я не выдержу этого вслух.
и не отпирайся, мол, ты не гений.
ещё какой.
-
-
03.05.2006 в 21:14выдержишь, потом что вслух этого не будет.
и, пожалуйста, будь осторожнее со своим сердцем.
оно мне дорого.
-
-
04.05.2006 в 10:22Весьма смутные впечатления. С одной стороны они несколько не вяжутся с поезией в моем традиционном понимании (не спрашивайте что это.), а с другой - все эти слова, фразы очень четко сложились в последовательность стиха, ярко выразив мысли автора.
-
-
04.05.2006 в 10:52-
-
04.05.2006 в 11:05-
-
04.05.2006 в 11:31-
-
04.05.2006 в 11:35-
-
04.05.2006 в 18:56-
-
05.05.2006 в 00:17-
-
05.05.2006 в 00:23-
-
05.05.2006 в 00:42*произнес он, широко раскрыв глаза*
если это комплимент, то я как-то не прочувствовал. если чистая правда, то спасибо - люблю правду.
*а что это я сам еще не определился*
-
-
05.05.2006 в 00:49-
-
05.05.2006 в 00:53Тогда, "спасибо, я как то не прочувствовал"...
-
-
29.05.2006 в 08:51"Меня однозначно съедят". - точно-точно, угу).
-
-
29.05.2006 в 16:04хотя несколько пессимистично, не кажется?
-
-
06.06.2006 в 21:58-
-
07.06.2006 в 00:49Несколько самонадеянный, но подарок.
Просто ты как-то спросила, откуда же ты теперь будешь мои стихи брать...
Вот я их все и выложил.
Если тебе приятно - прими.)
Я буду только рад за тебя.
-
-
07.06.2006 в 18:05-
-
09.07.2006 в 15:40у тебя душа - осень, а сердце - словно весна.
-
-
09.07.2006 в 17:26-
-
09.07.2006 в 17:35Когда в окно заглянет лето,
Заполнив комнату теплом, -
Весна потребует ответа:
Откуда лето принесло?
А мы ответим откровенно:
Не знаем, но – сомнений нет,
Что лето просто неизменно
Приходит много, много лет…
Когда осенними дождями
Зальет сентябрь весь белый свет,
А лето песенку затянет:
Откуда вдруг осенний след?
А мы ответим откровенно:
Не знаем, но – сомнений нет,
Что осень просто неизменно
Приходит много, много лет…
Когда за окнами завьюжит, -
От осени вопросов жди:
Где листья желтые и лужи,
И где осенние дожди?..
А мы ответим откровенно:
Не знаем, но - сомнений нет,
Зима ведь тоже неизменно
Приходит много, много лет…
Когда с весеннею капелью
Зимы вопросы прилетят:
Откуда эти март с апрелем?.. -
Нам ночи длинные простят,
Что мы ответим откровенно:
Не знаем, но - сомнений нет,
Весна ведь тоже неизменно
Приходит много, много лет…
-
-
14.10.2006 в 13:39